Дильшод Ядгаров — уличный художник, один из тех, кто стоял у истоков калужского стрит-арта. В конце 90-х он и его друзья создали первую в нашем городе команду (crew) — Line Pshh. Их работы можно было увидеть не только на заброшках и стройках, но и в популярных в то время местах: ночных и компьютерных клубах, кафе и спортивных учреждениях. Мы поговорили с Дильшодом и его другом — краеведом и исследователем калужского стрит-арта — Степаном Волоховым об истории первой команды и фестивалях уличного искусства эпохи нулевых, а также вспомнили значимых художников нашего города и обсудили то, что происходит с калужским стрит-артом в наши дни.
— Дильшод, расскажи, как все начиналось?
— Дильшод. Началось все просто. Как все дети, мы рисовали мелками, кирпичами, другими подручными средствами. Дальше уже пошло перерисовывание, как в художке нас учат: мы что-то увидели и такое же нарисовали, попробовали себя в этом формате, поняли, что мы простыми материалами можем это делать, а потом перешли к более сложному — это уже закупка баллонов. И вот первый баллон, первая краска, первые стены. Никто не знает, как это делать, соответственно, попадали на все эти грабли, которые выскакивали. И после определенного опыта, которого мы набрались, рисуя на стенах, у нас набилась рука: мы научились использовать баллоны, пришло само понимание о рисунке.
Сначала у нас была большая компания и она была разрозненной, потом к какому-то моменту она сложилась, и к началу нулевых мы сделали команду. Мы придумали бренд, состав и направление. Как только это все сложилось, у нас пошла уже коммерция. Мы стали предлагать свои рисунки заказчикам и выполнять работы. И на протяжении долгих лет мы этим занимались.
— А что за команда? Сколько человек, как назывались? В каком стиле работали?
— Д. Название, под которым мы уже стали известны, — Line Pshh. В этой команде мы работали вчетвером до тех пор, пока не обзавелись детьми и не разъехались учиться. Но так как мы состоим в команде, мы рисуем за команду, а если где-то кто-то индивидуально выходит — это может быть индивидуальная работа, если двое-трое — это командная работа. При желании даже один человек может рисовать за команду. Сначала это были стройки, заборы, какие-то крыши. Мы рисовали все подряд: пробовали разные стили и направления. Отталкивались от тематики.
— Степан. Да, вот чем они всегда отличались — это был такой художественный подход, творческий. Не было такого классического граффити, бабл-стайла, букв.
— Д. Хорошая площадка для этого была стройка возле собачьего сквера, сейчас там обладминистрация. Там практически все наше было, а потом уже пошли непосредственно рестораны, бары, клубы.
— Какие самые крутые места?
— Д. Самое первое граффити — на 17-й школе, и оно до сих пор осталось. Это 1998 или 1999 год. Это было в рамках фестиваля. Там система была такая: нам предложили поучаствовать, мы нарисовали свой эскиз, он не прошел, и пришло предложение набрать детских рисунков учеников 1-3 классов, скомпоновать их и вылить все на эту стену. Сейчас еще можно посмотреть, что из этого получилось.
Дальше были уже более крупные заказы. Это ТЦ «XXI век» — мы рисовали фруктовую вазу там, хороший рисунок был. Потом кафе «Встреча». Игровой клуб «Сеть» мы разрисовали полностью. Клубы No Pasaran и «Магадан» на Герцена. Но периодами были и какие-то несанкционированные выходы. А потом уже люди разбежались по своим проектам, и сейчас кто чем занимается и зарабатывает. Пока из существующих осталось три человека, кто иногда рисует.
— А к ответственности когда-нибудь привлекались за несанкционированные выходы?
— Д. К ответственности не привлекались. Потому что не делали выдающиеся работы. Когда хочется, чтоб тебя поймали, надо, чтоб поймали на чем-то очень грандиозном, чтоб ты полгорода краской залил, и тебя поймали — лучше так, чем тебе делают условку и она быстро закончится.
— Ты упомянул про фестиваль. Какие у нас были стрит-арт фестивали тогда?
— Д. Первый стрит-арт фестиваль был как раз на 17-й школе. Он был официальный, от города, но я уже не помню, как назывался.
Еще «Арт-коннект» у нас был. Это такое мероприятие, которое устраивал «Элекс» три года подряд. Мы в нем участвовали как основная команда, и к нам уже присоединялись другие. Сначала участвовали две группы, грубо говоря, наши же друзья участвовали против нас, потом там было три группы. Мы рисовали в клетке в парке культуры и отдыха, когда она еще была рабочая. Это был один из крупных фестивалей. Потом уже проводились на «шарике».
Фестивали подобные проводились каждый год раньше, маленькие, но были постоянно. Они потом переросли в какие-то спортивные. То есть это были спортивные фестивали — брейк данс, экстремальные виды спорта — и туда добавляли стрит-арт.
— А призы давали за участие?
— Д. Призов не было, в основном это грамоты давали. И краску. Заложи побольше краски — получишь приз.
Мы из 90-х вышли, поэтому нам мало повезло с краской. Сейчас проблем нет с этим, есть и насадки, и всякая атрибутика. А раньше был баллон и все. Что хочешь с ним, то и делай. Не умеешь — не берись. Все учились на опыте других команд. На московские фестивали приезжали и смотрели, как работают, чем работают: кто-то прям из баллончика, кто-то на глаз, кто-то большими линиями, кто-то мелкими, кто-то вкраплениями, кто-то по трафарету. У меня тоже есть работа в этом стиле, она мне нравится и я даже горжусь, что я бахал. Каждый элемент вырезался, подбирался, строился. Не было никакой концепции, я изначально зашел, была пустая стена, и вот пошло появление.
— С. Раньше все это было труднее, андеграунднее, честнее, потому что нужно было заморачиваться. Сейчас все в доступе, больше информации об этом, можно купить себе все что угодно — баллоны, маркеры. Сейчас и курсы граффити есть — с детства учат уличному искусству. Раньше это было какое-то такое закрытое, немножко опасное комьюнити, сейчас это выходит на публику, на открытую сцену, становится легальным.
— А это хорошо, что так происходит?
— С. Конечно хорошо. Это классно, красиво. Нелегальщина все равно остается, она никуда не девается. Сегодня ты рисуешь какой-то большой заказ, а завтра в маске поезда разрисовываешь или станции по дороге к Москве. Это не исключающие друг друга варианты. Я многих людей знаю, которые делают заказы большие и для серьезных заказчиков, но при этом скрывают свое лицо и очень большую нелегальную деятельность ведут.
— Д. Да я всегда «за», я за любой кипиш. Я за то, чтобы это в народ шло, за то, чтобы больше людей открывало свои возможности, и теми возможностями, которые открыты, люди пользовались, развивали их, добавляли что-то новое. Я всегда «за».
— Кого из калужских художников отметить можете?
— С. Следующая команда после Line Pshh, такая крупная, это уже 5173. Они очень много чего делали здесь, именно провокационного и нелегального. Невозможно их не вспомнить и не упомянуть. Это такие работы были на грани.
— Д. Moutard — это старая гвардия. Он занимался тем же, чем и мы, у него просто свой стиль, своя подача. В какой-то определенный момент его творчество развивалось очень стремительно и было успешным. Но оно два-три года поработало и сошло на нет, сейчас можно только один маркер его увидеть и то периодами.
— С. Миша Skrawny — наш калужанин с неповторимым стилем. Изначально он татуировщик, который рисует граффити с какими-то пустынями, с какими-то отсылками ко всяким эзотерическим вещам, с черепами, рунами и прочим. У него свой стиль татуировки и свой стиль граффити.
— Д. Борис Пономарев с его флюром. Он флюр очень хорошо продвинул. Один из первых в России адептов флюра. Он целое шоу делал из этих рисунков. И на улицах отмечался неоднократно.
— С. Можно вспомнить команду FEAR, которая за ФК «Калуга» рисует. На Театральной они рисовали около пельменной, и на Достоевского — матрешки «Привет из Калуги».
— В следующем году у нас будет проходить первый международный фестиваль уличного искусства. Слышали об этом?
— С. Я, конечно, не знаю, но посмотрим, что и как это будет, насколько много там будет участвовать местных художников. Надеемся, что это все приведет к красоте какой-то, ярким краскам, хорошему настроению калужан и гостей города. В любом случае это мероприятие направлено на популяризацию интересных, хороших, красивых вещей.
— Д. Было бы хорошо выбрать определенный объект, большую стену, например, куда могут ребята прийти, и сказать: «Вот, ребята, вам полотно. Ваша краска, ваши идеи — воплощайте».
— С. В Обнинске проходил фестиваль Legal Wall неоднократно, там так делали. Город выделяет огромную стену уже несколько лет подряд одну и ту же, и участники фестиваля ее каждый год перекрывают. И у них именно такой формат: они предоставляют стену, люди приходят со своей краской, и нет ни утверждений, ни согласований. Ты просто своей краской рисуешь то, что ты хочешь, что считаешь нужным — это очень классная история. Нужно немного духа свободы, свободы творчества — это развитие. Когда мы какие-то рамки устанавливаем, то развитие останавливается, потому что из этих рамок трудно вырваться.
— Я слышала, что Калуга — значимый спот для российских авторов. Может, вы знаете команды какие-то известные, которые отметились в Калуге?
— С. Да, это Jiminy Lummox — Артур, человек из Москвы и замечательный друг наш. Он из команды CTL (известная московская команда), живет иногда в Калуге. Артур один из пионеров уличной скульптуры, он делает бетонных котиков, которые не только по России, но и по всему миру уже распространены.
— Д. Каждого котика он выкладывает в соцсетях и привязывает геометку, где он приклеен. По геометке, проходя мимо, ты можешь заглянуть в какую-то подворотню и там найти этого котика. Он все открыто это делает. Была даже история, когда люди у него просили, чтобы он выслал им котиков, а они у себя в городе уже наклеили бы их. Есть котики-магнитики, котики большие, котики маленькие, есть метровые.
— С. «ЗАЧЕМ!» у нас отмечались несколько раз. К нам часто ездят из Москвы на отдых художники, мощные и серьезные. Женя Zonck иногда приезжает в Калугу, Саша БЛА приезжал — это люди больше из нелегальной среды. Калуга в целом имеет вес и популярность среди нелегального граффити.
— А что вообще думаете о том, что сейчас в Калуге происходит?
— Д. Очень много есть площадок, куда можно запихнуть людей, которые могут со своим оборудованием прийти и сделать что-то индивидуальное, но при этом очень много запретов на все, что мы хотим: это не нравится, то не нравится.
— С. И какие-то эскизы, подготовленные сектором главного архитектора, очень трудно к стрит-арту какому-то относить, там все готовится специалистами, рисуется. Это коммерческая история, госзаказ.
А так есть в Калуге молодежь, рисующая, ее много, она растет. Это определенный путь, который в любом случае надо пройти — начать с каких-то там тегов, простых надписей. Тот уровень, на котором эта молодежь сейчас находится — это уровень нелегальный, это уровень вандализма, уровень опасности. Ну и он соответствует возрасту: когда тебе 16 лет, тебе хочется какого-то экстрима, как-то себя выразить. Это нормальный путь. Те люди, которые сейчас занимаются стрит-артом, это люди, выросшие из улицы. Этот этап надо пройти. А потом это становится частью твоей жизни, способом существовать и зарабатывать деньги.
Сейчас очень круто иметь свой стиль. Тот, кто смог выработать индивидуальный стиль, тот крут, потому что в целом это буквы-буквы-буквы разных видов, форм, но если ты в это добавляешь какую-то частичку своего стиля, видения, секретности, какую-то тайну — это круто. И такие люди у нас есть.
